Солдат 1941-1945 
Предисловие
Из рассказа о горьковчанах, призванных по коммомольскому призыву и участвовавших в годы Великой Отечественной войны по линии НКВД в диверсионной работе в тылу врага - https://partizan.forum2x2.ru/t471-topic
Сегодня удивляет атмосфера секретности, окутывавшая деятельность наших «истребителей». Нельзя было писать домой, хотя рейды в тыл противника были очень краткими, родные даже не знали, куда и зачем они отправились. И сегодня Виктор Павлович не имеет ни воинского звания, ни даже военного билета, как будто не государственными службами был направлен на войну. Но, наверное, было что-то привлекательное и романтичное в заданиях такого рода, раз молодые ребята шли в партизаны, а не на рядовую службу.
Действительно, как будто не государственными службами были они направлены на войну..
Печально и обидно за них, часто гибнущих и нигде не увековеченных.. словно, не было этих жертв ради Родины..
По случаю вышла на это видео и, зная как Валерий Павлович Киселёв восстанавливал боевой путь 137 Горьковской дивизии, прошагав буквально её тропами, прониклась этой историей из его рассказа-были:
Тронул меня за душу этот рассказ Валерия Киселёва..
Задел за живое..
Захотелось узнать больше о тех погибших девушках и старшем лейтенанте, вернувшимся в то неизвестное село священником после войны. .
Почему его виновным в их гибели считал тот Сергей?
Нашла я в интернете рассказ-быль нижегородца Валерия Киселёва - http://kisvalera.narod.ru/books/zhuravu … ushki.html , но, к сожалению, в самом рассказе вообще ничего нет о тех девушках.
Отступать не хочется. Поверила в правдивость рассказа.
Буду искать.
Обычно десантирование секретно.
Потому про этих девушек навряд ли будут донесения от воинских частей.
Такие бойцы оставались чаще в забвении..
Из рассказа-были перед нами встаёт образ священника церкви, правда одетого не как на службе (у батюшки был выходной) :
К нам подходил старичок с белой окладистой бородой. Вид его был достоин кисти художника-передвижника: синяя нижняя рубаха, заляпанная на обвислом животе бурыми пятнами, старые холщовые брюки с незастегнутым середышем, и босой. Старичок часто и весело мигал почему-то сразу обоими глазами.
Далее, когда путники в лице автора рассказа и его друга Виктора, проголодавшись, собрались покушать вместе с батюшкой и церковным сторожем Сергеем, и пошло повествование от самого батюшки.
Батюшка поджидал нас, лежа на боку в тени большого дерева недалеко от церкви.
— В дом не пойдем: попадья ругаться будет. А закуски я сейчас принесу.
Батюшка проворно сбегал в дом и через несколько минут на лужайке, прямо перед божьим храмом, лежал узелок с жареной курицей, огурцами, деревенским хлебом, была даже чашка с творогом.
— А правда, что вы на войне были? — спросил я священника, пока Витька открывал бутылку.
— Правда. Ранен вот, в ногу, — он задрал штанину, показывая рубец. — Я был старшим лейтенантом, артиллерийским разведчиком.
— А чего же в попы пошли?
Батюшка перекрестился, косясь на церковь, и отпил из стакана.
И пришлось батюшке поведать ребятам о своей жизни и причинах, побудивших его стать священником:
... мы поняли, что батюшка до войны работал бригадиром в колхозе, посылали его учиться в совпартшколу, но не пошел. А тут и война. В первое время партизанил..... — Меня с детства к божественному тянуло… а на войне был у меня случай, что загадал: останусь жив — век буду Бога молить. Я с фронта пришел — весь израненный, какой из меня работник. Бабы на себе пахали, насмотрелся. А людям вера нужна, успокоение. Каждой ведь хотелось, чтоб ее мужик живым вернулся.
Ну, я и пошел на курсы, а потом в семинарию. Церковь эта до меня в запустении была: на ней наблюдательный пункт был в войну, потому и побило ее снарядами. В запустении была, да… Хотя сейчас уж одни старухи в Бога верят, — и впервые глаза его стали печальными.
— А сами-то действительно верите в Бога? — спросил мой товарищ и многозначительно посмотрел на стакан с вином в руке священника.
— Без веры нельзя… А это — Бог простит. Поймет Бог меня… — и батюшка надолго замолчал..
— А чья это у вас в поле перед селом одинокая солдатская могилка? Почему никто не ухаживает? — спросил я.
— А это в сорок третьем было… Наши сбросили здесь несколько человек на парашютах, немцы их поймали, этих девчонок, вот и затравили здесь, в поле, — рассказал батюшка.
— Девчонок? Это были девчонки? — удивился я. — А могилка как будто одиночная.
— Двое их было, — грустно сказал священник. — Молоденькие, по восемнадцать лет…
Я ко Дню Победы посылал баб ограду поправить, неужели не сделали?
Пришлось просить нашим путникам из рассказа проводить их через село более коротким путём сторожа Сергея, так как они торопилась успеть к поезду.
Церковный сторож Сергей бойко сменил впереди.
— А чего это батюшка у вас подмигивает все время и сразу на оба глаза? — спросил я.
— Контузило его.
— Где это угораздило? Об колокол головой задел?
— На фронте. Он ведь там офицером был.
— Вот это да… — снова удивленно протянул мой товарищ, — Поп — ветеран войны!
Далее церковный сторож поведал ребятам интригующие их подробности жизни священника, которые они ещё не успели узнать:
— Троих их тогда сбросили на парашютах, — рассказал сторож Сергей, — Должны были передавать данные для нашей артиллерии. Девчонок ветром на поле отнесло, здесь их немцы живьем и затравили псами. Бабы наши их потом по клочкам собирали в эту могилку… А его в парашютом принесло прямо на церковь. Старый священник помог ему из строп выпутаться, спрятал. За это его каратели и убили сразу же. Не нашли они тогда нашего разведчика, хотя полсела сожгли, и сколько баб и девок из-за него постреляли… Ну, а после войны он сам и объявился здесь, году, наверное, в сорок восьмом. Пришел уже в рясе. Долго никто ничего не знал у нас, да и он-то мне все рассказал недавно…
