История солдата
Информации о нем нет ни какой, жена погибла на станции Силиницы, дочь воспитывалась в детском доме.

Однажды она пришла к нам в учреждение, т.к. мы помогали делать штендеры с солдатами. ее история такова:

Дети войны
Как – то я прочитала статью в газете: «один день Хмельников», где Мария Федотовна Елисеева говорила про военное время, о том, что станцию Сильницы три раза бомбили. У меня сразу нахлынули воспоминания про те далекие военные годы.
По рассказам старших мы с мамой ехали в эшелоне, убегали от войны. Когда поезд стоял на станции Сильницы, мама брала воду из колодца. Колодец находился рядом с вокзалом. В это время налетел фашистский самолет и сбросил бомбу. Моя мама погибла. Как только первая бомба упала позади эшелона, машинист без приказа отправил состав, благо, поезд стоял на пути. Машинист, его помощник и кочегар совершили тем самым подвиг, спасая детей и раненых. Остановку сделали в Ростове, детей и раненых бойцов выгружали из эшелона на носилках. Маленьких ребятишек бережно выносили на руках, как бесценный груз. Так я попала в детский дом, который находился на ул. Коммунаров. Это одно из красивейших зданий в городе, коих не так уж и много для небольшого Ростова. Ослабленные голодом дети поступали в детский дом почти каждый божий день. До трех лет крепко на ногах я стоять не могла, а только ползала на четвереньках, а до четырех лет говорила одно только слово: «Хлеба». Звучало как воззвание к выживанию. Обо всем этом я узнала, когда стала взрослой, от нянечки Нины Фалиной. В детском доме работала врачом Александра Козинец (отчество не помню).
Когда пришла победа, и хлеба можно было поесть досыта, то чувство голода долго не покидало нас. Наступил 1947 год, и снова пришла голодовка. Мне было шесть лет. Хлеб мы прятали на ночь под подушку – это уже было как запас на черный день. Старшие девочки, такие же бедолаги, как и мы, приходили в младшую группу к нам, покомандовать нами, проверяли наши прикроватные тумбочки , чтобы ничего не было лишнего, чтобы мы не прятали хлеб. В счет наказания мы мыли полы в своей комнате. Полы мыли холодной водой, теплой воды не было.
Уходили мы из детдома по воскресным дням и в каникулы зимой кататься с гор на валы. Санок у нас не было, катались на фанерных досках. Нам нравилось то, что нас никто не обижал, народ был добрее. В летние каникулы отдыхали в пионерских лагерях. Раз мы когда – то голодали , то мы до того осмелели, что просили добавки в обед, и нам никогда не отказывали в этом, наоборот, повара - женщины всегда звали : «Ребята, детдомовские, приходите за добавкой». Хлеб ни когда не кидали на пол. Детей, у которых были родители, мы звали «домашние». Когда к этим детям в лагерь приезжали родители, то мы – детдомовские, уходили в лес за ягодами или шли на речку купаться. Не из – за того, что мы не хотели видеть чужого счастья, а из – за того, чтобы на нас не смотрели с сочувствием. Мы просто никогда ни кому не завидовали. Какое прекрасное чувство – не завидовать.
С нами в детдоме находились дети, эвакуированные из блокадного Ленинграда. А Сталин издал приказ: «За каждого ленинградского ребенка отвечаете головой». Эта фраза, возможно, выдумка взрослых.
Вспомнились стихи Джамбула Джабаева: «Ленинградцы – дети мои. Ленинградцы – гордость моя».
Дети Ленинграда они обладали какой – внутренней культурой. Это чувствовалось во всем: в их поведении, в их манерах, в ненавязчивых идеях, в разговорах об искусстве, о кино. Обаянием обладали уже с детства, столичный лоск у них был в крови. Запомнилось еще: в городском парке была карусель с деревянными лошадками для малых детей. Было нам уже по двенадцать лет, ну очень хотелось покататься, а денег не было. Мужчина, который отвечал за этот аттракцион, заставил нас крутить вручную карусель. Мы по лестнице забрались под шатер карусели и давили своими слабыми ручонками за перекладины этой проклятой вертушки. Мы до того устали от такой работы, что нам было не до катания. Гораздо лучше было прибежать во двор средней школы №1 (ныне гимназия) и, ухватившись за канат, оттолкнуться от земли, взлететь как можно выше над землей и почувствовать парение в невесомости. Счастье неописуемое, полный восторг. Этот спортивный снаряд назывался «Гигантские шаги».