Однажды я шел весной на охоту (Мясной Бор был богат глухариными и тетеревиными токами) на сгоревшее поле недалеко от деревни Теремец-Курляндский, это деревня, где до войны жили латыши и эстонцы. Эта деревня запомнилась очень многим нашим воинам, кто сражался во 2-ой Ударной Армии. Считалось, что если дойти до Теремца, значит, ты уже жив, хотя там оставалось каких-то 500 метров.
И вот возле деревни на поле я обнаружил останки двух наших погибших воинов. У одного из них я нашел медальон. У него был также компас, автомат разбитый, полевая сумка, в сумке все бумаги я исследовал, в медальоне бланк очень хорошо сохранился и я прочитал, что это Василий Федорович Шутай, уроженец Краснодарского края станицы Новодеревянковской. Был адрес матери в этой же станице, и я написал туда письмо. Через некоторое время получаю ответ. Ответ был несколько странный. Писала старшая его сестра Софья о том, что, мол, Вася, ты, наверное, живой, ты остался там просто так, не хочешь домой ехать, у нас сейчас жизнь очень хорошая, приезжай, на Кубани снова хорошие колхозы, жизнь наладилась. Я послал тогда туда бланк медальона, послал компас, который нашел у него, и ещё кое-какие вещи бандеролью. И тогда получил ответ: мы срочно выезжаем. И вот к нам в Новгород приехали три сестры Василия Шутая. Софья старшая была, я, извиняюсь, забыл теперь имена - отчества остальных.
Они приехали к нам и попросили свести на место, где погиб Василий. И старшая сестра Софья говорила, что, когда он уходил в армию, она подарила ему портсигар... Да, я забыл сказать, что я послал им и портсигар. Этот портсигар был мельхиоровый, на крышке наколоты Петька и Чапай. Вот этот портсигар, когда он уходил на войну, купила старшая сестра Софья, и купила она ему ещё кировские часы. Так вот, мы приехали на место гибели Василия (саперы дали нам машину, - и с нами поехал командир роты). А у них интересный обычай такой на Кубани: они накупили носовых платков и навешали их на кусты. Мне трудно рассказывать, - они плакали все, и старшая сестра начала раскапывать землю, где лежал Василий . Он вообще-то лежал наверху, но что-то заросло уже частично, там в земле попадались ещё косточки и небольшие фаланги пальцев. И вдруг в том месте, где лежала рука Василия, она натолкнулась на часы. Часы, конечно, заржавели, но это были кировские часы. Кто родился до войны, знает их. Часы ручные, очень большие такие были, громоздкие. Ну и, конечно, это было страшно. Вот такая история.

И вот буквально через год ( в 58 году нашел я Шутая), в 59-ом году, лето тогда было очень сухое, а до этого я ещё недалеко от станции Мясной Бор , километрах в двух с половиной, нашел наш самолет. Разбился этот самолет, наверху лежало одно шасси, крыло лежало и часть дюраля. И была такая длинная глубокая воронка. В ней была всё время вода - место там заболоченное, а в 59 году как-то проходил мимо, решил зайти. И когда подошел, смотрю - сухо. Вода высохла. А ко мне как раз приехал журналист Виталий Иванов из Новгородского комсомольца,я с ним поговорил, сказал, что нашел самолет, надо бы его раскопать, и он говорит: ты не ходи один, мы приедем завтра. Приехали Виталий Иванов и Саша Иванов, тоже журналист из той же газеты. И мы стали раскапывать остатки самолета. Потрудиться пришлось, но мы были уверены, что там есть пилот. Мы нашли кусок кирзового сапога, в котором сохранился остаток ноги. Нога не разложилась, даже цел был носок хлопчатобумажный. Чем дальше - тем больше: достали радиостанцию, парашют вытащили разорванный, и, когда настала моя очередь, я запустил руку, вода уже скапливалась, стал отливать её банкой, и нащупал....... Когда отлили воду, то оказалось, что я нащупал останки пилота. Останки сохранились здорово. Как перед глазами вижу: человек пролежал в земле, а он был сбит в августе 42 года, летел он уже обратно на аэродром, боеприпасов у него уже не было, ни одного патрона, и вот он пролежал, как в консервной банке, с того самого времени.
Дело в том, что самолет, когда упал, его двигатель пробил большое отверстие в земле и ушел примерно на глубину до 4 метров, и останки летчика попали в развалы двигателя. Стекло вниз масло с масляного радиатора, стекли остатки
бензина и засыпало всё это землей. Внизу плотный грунт был, под торфом, там даже не торф, а чернозем, и получается, что летчик был законсервирован там, в этом самолете. И когда дошла моя очередь копать, я доставал после того, как достали кусочки парашюта, кусочки алюминия и фанеры, и вдруг мои руки наткнулись на что-то типа тряпки. Я понял, что это лежит человек, вернее, его останки. Вода опять набиралась, мы её быстро отлили банкой из-под патронов, и я потянул. Когда мы вытащили его, это был точно летчик. Правая нога у него оторвана была, оторвана левая рука. Руку мы вытащили потом. Кости все перебиты и переломаны, но он сохранился. Сохранилось лицо, глаз выбит, но.. лицо было, правда, в масле, но сохранилось всё. Никакого запаха не было. Мы его аккуратненько вытащили наверх, на нем был ремень, пистолет ТТ в кобуре, совершенно сохранился, как-будто он только что с завода или со склада. Ну, и первым делом, увидели карман на комбинезоне. Вытащили оттуда бумажник. Он был трофейный, немецкий, с золотой надписью по диагонали, и в этом бумажнике мы нашли письмо. Оно немножко подразмокло, читать трудно было, но мы его прочитали. Письмо было треугольником солдатским, адрес: город Усть-Катав в Челябинской области. Поняли, что это письмо было написано матери. Он так и не отправил его. Нашли в бумажнике перочинный ножичек трофейный, немецкий, и когда я хотел расстегнуть его комбинезон, потому что у него просматривалось на правой стороне груди что-то выпуклое такое, стали щупать, подумали, документы. Хотели разорвать просто комбинезон, но пришлось расстегивать пуговицы,- до того всё хорошо сохранилось, вся ткань. Мы извлекли из кармана гимнастерки книжку полетов и комсомольский билет. Я в то время уже имел опыт чтения документов, их читать нужно сырыми, сразу, моментально, но ребята заспорили, что не надо, всё это отдадим, и когда я стал открывать комсомольский билет, мы только успели прочитать фамилию Новиков. А в полетной книжке прочитали, что это был его второй вылет в день, потому как мы все остатки фанеры и металла вытащили и не нашли ни одного патрона.Ребята заспорили: отдадим в милицию, там прочитают,
и, к великому несчастью, документы засушили. И не удалось потом прочитать комсомольский билет. Но фамилия осталась. Раз это дело попало в руки газетчиков из Новгородского комсомольца, они быстро связались с архивами Министерства Обороны, оттуда к нам пришел ответ. Материал был опубликован в Новгородском комсомольце. Действительно, там подтверждали, что это Новиков Михаил. Сообщили нам из МО, что жива у него была мать. Да, я забыл, что мы ещё прочитали, что билет был выдан в Московской комсомольской организации, но из архива почему-то ответиличто эта мать Михаила Новикова проживала в Челябинской области, эвакуирована была в Усть-Катав, оттуда вернулась в Брянск почему-то, где и умерла в 54 году. Сообщили нам, что он летчик-истребитель 93-го истребительного полка, и всё. Останки его были вынесены, лежал он в гробу, всё сделано было с помощью воинской части, которая как раз стояла в Подберезье - батальон саперов на разминировании. Подождали родственников, но раз таковых не оказалось, были сделаны похороны в Мясном Бору на центральном кладбище. Съехалось очень много народу, приехали летчики из Ключевиц, с Советского аэродрома, и останки Михаила Новикова были торжественно перезахоронены на кладбище Мясного Бора